Учет и контроль

С 1981 по 1990 гг альбомы Foursome выходили с нумерацией вида XYY ( フォーサム ), где X - последняя цифра текущего года, YY - номер месяца, в котором вышел альбом. Выходили альбомы по четкому графику, НО не ежемесячно.
Таким образом, к примеру, 504 - 1985 г, апрель; 901 - 1989 г, январь; и т.д. В 1990 г номера журналов имеют вид 10YY.
В целом линейка номеров за каждый год этого периода должна включать номера 1, 3, 4, 6, 7, 9, 10, 12.
В 1980 вышло всего 6 альбомов; самый первый номер - 04 (месяц дебютного спектакля), а вместо десятого - 011.

В 1987 впервые появляется параллельная нумерация по общему количеству вышедших альбомов, даваемая на обложке параллельно с видом XYY. Первыми альбомами, несущими сквозную нумерацию, стали 710 и 712 - соотв., 61 и 62.
С 1991 по 1998 гг используется только сквозная нумерация. Первый номер с чистой нумерацией - 87.

Последним номером Foursome является альбом с Вестсайдской историей с Минору Коу, его номер 159.
После этого корпорация Ханкю начинает издавать эти альбомы в несколько другом формате и под названием Le Cinq (народное неправильное, но устоявшееся название - "личинки" ))

В плохом качестве: 401.
Дубликаты: 011, 112, 201, 203, 307 (2 шт.), 506, 604, 701; 55, 92, 97.

@темы: обще-Такарадзучное

---

Иногда сны - это всего лишь сны...

25.01.2013 в 12:07

Пишет  Гемма:

РОМАНС из к/ф "Опасные гастроли"
Владимир Высоцкий, музыка Александра Билаша.

Было так - я любил и страдал.
Было так - я о ней лишь мечтал.
Я ее видел тайно во сне
Амазонкой на белом коне.

Что мне была вся мудрость скучных книг,
Когда к следам ее губами мог припасть я?
Что с вами было, королева грез моих?
Что с вами стало, мое призрачное счастье?

Наши души купались в весне.
Были головы наши в огне.
И печаль с ней, и боль далеки,
И, казалось, не будет тоски.

Ну, а теперь хоть саван ей готовь,
Смеюсь сквозь слезы я и плачу без причины.
Ей вечным холодом и льдом сковало кровь
От страха жить и от предчувствия кончины.

Понял я - больше песен не петь.
Понял я - больше снов не смотреть.
Дни тянулись с ней нитями лжи,
С нею были одни миражи.

Я жгу остатки праздничных одежд,
Я струны рву, освобождаясь от дурмана,
Мне не служить рабом у призрачных надежд,
Не поклоняться больше идолам обмана.

полный вариант и вариант под гитару

Вот интересно... мне одной кажется, что этот романс - про Лизку??? )) Кого-нибудь, но точно не Франца-Иосифа... может, Дьюлы Андраши?

@темы: Элизабет

---

Инсайт

Настолько, что даже встала посреди ночи, дабы записать и не забыть.
А именно - кажется, окончательно срослось, и почему девочки сейчас так не хотят быть женскими персонажами на игре, и почему я больше не могу играть вообще.
Ибо игра женского персонажа, кроме тех случаев, когда на игре тем или иным способом декларировано абсолютное равенство полов, всегда в очень большой степени строится на готовности ДРУГОГО тебе подыграть. А практика показывает, что с каждым годом рассчитывать на эту готовность можно все меньше и меньше. История с несколькими моими совместными проектами показала мне это очень отчетливо. Поэтому логично, что активные люди стремятся занять такую позицию, где возможность проявлять эту активность не будет скована завязкой на других.
Проблема в том, что по вполне понятным физиологическим причинам я и в реале-то способна проявлять активность не иначе как краткими истощающими вспышками. И для того, чтобы я начала ее проявлять, цель должна занимать мне не просто весь мозг, а все мое существо целиком. Понятное дело, что почти никакая игровая цель, особенно заданная кем-то со стороны (Роман Плаща и Шпаги 1999 г тому ярчайший пример), на такую вовлеченность не тянет.
Соотв., остается то, что я опять же и делаю в реале - изменение жизни чужими руками, воздействие слабого на сильного. Стратегия, блинн )) Что характерно, даже все мужские персонажи, с которыми я когда-либо себя отождествляла, именно таковы - либо загребание жара чужими руками, либо долгое выжидание и один молниеносный бросок.
Однако в самом значении слова "стратегия" заложена семантическая компонента "большой отрезок ВРЕМЕНИ". Время на то, чтобы таки найти человека, готового решать твои проблемы или делать что-то вместе с тобой. Время на пресловутое "давить, пока не обоснуют"...
На игре этого времени нет. Особенно на нынешних "играх выходного дня". Не стратегия - тактика. Быстро простроишь связи - получишь игру.
А быстро я не умею. Тактик из меня хреновый. Чтобы достичь успеха, мне необходимо быть уверенной, что впереди у меня вечность, а не два с половиной дня.
В результате получаем... ситуацию исторического бала, перенесенную на всю игру. Если не танцуешь за кавалера (не проявляешь активность) и не владеешь искусством молниеносной стрельбы глазами (простраивания отношений), то так и простоишь весь вечер у стеночки. Спасибо, этот пирог мы надкусили в 2007 г и больше не хотим.

В 90е было иначе. Во-первых, при большой командной игре вполне можно было позволить себе роскошь не действия, а состояния - ты все равно оставался частью игры и получал свое через тонкие малозаметные снаружи переживания. Во-вторых, каждый на игре был (как и в реале в советские времена) в первую очередь ПРОСТО ЧЕЛОВЕКОМ. Да - и молодые люди тоже. То есть им не впадлу было и сыграть на тебя, вовлечь тебя в совместную активность. Оттого, наверное, и возник стереотип, что "Кошка ездила на игры влюбляться". Скорее уж это была готовность молодого нерастраченного организма на автомате интерпретировать как влюбленность эту готовность подыгрывать... ну да, это тоже заложено у меня в программе ))
Сейчас же, насколько я поняла из дискуссии в ЖЖ у Иллет, даже девочки на традиционно женских ролях предпочтитают отыгрывать эти роли в паре с другими девочками на мужских, ибо те, в отличие от молодых людей, вполне готовы разделить с партнершей труд простраивания отношений. Хорошо иметь два в одном - и физиологическую активность, и вот это вот умение... в итоге всевозможные Натали рулят игровым миром.
Вот только от другой девочки я этого не приму, тоже давно и честно проверено. Заратустра не позволит. Хотя бы потому, что у этих самых "других девочек", в отличие от мальчиков 90х, уже в самой их нарочитой галантности заложен неубираемый оттенок снисхождения к твоей (якобы общеженской) слабости. Спасибо, не надо, я лучше пешком постою... за креслом. Не для того я с этой слабостью борюсь всю свою жизнь.

В общем, ломала-ломала я голову... а проблема-то, оказывается, в первую очередь в ускорении темпа. Именно из-за него мои сильные по жизни стороны просто не могут быть проявлены на игре, причем не только для других, но в первую очередь для меня самой (то самое умение жить внутри себя).
Вот поэтому-то, если не реал, то только сцена, где события заданы и могут быть осмыслены заранее, а партнер подчиняется тому же темпу, что и ты. При этих условиях у моих сильных сторон не теряется шанс сработать.
А про игры - забыть, как про страшный сон. И про публичные выходы в образе (не путать просто с красивым прикидом) тоже. Образы - только для фотосессий, как варианта той самой игры в состояние...

Спасибо вам, герр Оберштайн. Без знакомства с вами я, наверное, еще долго не понимала бы, где здесь собака зарыта ))

---

Еще няки ;)))

23.01.2013 в 08:37

Пишет  Рыжая сущность:

Концентрированная няшность
Маленькие одомашненные рысята-каракалы.










Кошко-зайцы!

---

Очередная хроника пикирующего чего попало

Вчера, когда сантехник пришел менять кран в ванной, выяснилось, что сначала надо полностью переделать всю раздачу в сортире, ибо отключить холодную воду у нас невозможно в принципе, настолько все сгнило и приржавело. Поэтому он ушел, а я побежала за запчастями.
Сегодня он пришел в полдесятого и долго честно трахался. Потом я приблизительно столько же ставила на место нижнюю полку в сортирном шкафу, мыла ванну и полы и выметала песок. И только-только решила, что теперь можно и прилечь...
...как позвонил курьер по поводу тех самых 98 штук Foursome. Пришлось снова сидеть и прислушиваться к домофону, который из моей спальни не слышен ни хрена.
Как я дотащила 20-килограммовый ящик из прихожей в гостиную, лучше не спрашивайте. Сама понять не могу )) Спасибо огромное всем участвовавшим, что помогли мне вытянуть из Японии эту хрень, тяжеленную, как моя карма ))

Персонально для Змейсы:
1) Тюсингура там есть, она твоя. Также посмотрю, какие еще есть нихонмоно, и уделю тебе пару-тройку наиболее интересных.
2) Из того, что у меня уже есть, дубликаты (тоже твои): Лизка с Иширо, Дал Лэйк с Асадзи, Эльдорадо с Цубасой и Шизой и некая постановка с Мине Саори, которую я сама не знаю, как правильно звать. Также дублируется Роза с Оурой-Ферсеном, но она отойдет Акаге.
3) Также пришла пара книжек 1996 г про Цветок-Снег и Луну-Звезду. Их и твою долю Foursome я перешлю тебе на следующей неделе, когда вернется котяра, ибо сантехник-сан наказал меня в общей сложности на 1700 р, а мне еще мои основные таблетки покупать.
4) Остальные наши приобретения пойдут только в февральской посылке.

И вот теперь я наконец-то поползу подремать, и ни****. А журналы можно будет и вечером посмотреть ))

---

Зверь, именуемый Куздра ;)))

На самом деле фото еще осенние, но я их только сейчас нашла у себя в закромах Родины ))























И бонусом - пара фоток Тишки:

---

...если уж мыслить в категориях рейтингов, то в последние дни мне все чаще хочется ввести новый особый рейтинг - 30+. В смысле - читать/смотреть можно только тем, кто полностью решил или отключил у себя все проблемы, связанные со своим обожаемым или ненавидимым полом и способен смотреть на вещи как ПРОСТО ЧЕЛОВЕК. В противном случае рискуете вообще не понять ни слова из того, о чем вам хотели поведать. В частности, именно поэтому я наглухо закрыла свой фанфик про Оберштайна, да и вообще Оберштайноведение...
Особенно, буквально до судорог, бесит уже в который раз встречаемое такое понимание Розы Версаля. Потому что проблематика Оскар - не в том, что она якобы "осознала себя женщиной" и "легла под мужчину, который до сих пор был слабее и меньше нее", а в том, что на фоне реальных исторических событий она полностью впустила в себя идею о РАВЕНСТВЕ людей и потому позволила назвать именно ЛЮБОВЬЮ то, что всегда испытывала к человеку, который формально был ниже ее статусом. А если уж и легла, то не "под него", а С НИМ.
Поменяйте пол объектов местами - идея сольется. Мужчине в любые времена ничего не стоило поднять женщину до себя, концепт не сработает.
Подставьте на место Андре... ну, допустим, Розали - ситуация выпадет из проблематики эпохи, гендерное окажется важнее социального, концепт не сработает. Кроме того, все равно будет эффект "поднятия до себя".
Но маленьким кошикам, мнящим себя взрослыми альфа-котами, для которых на этом свете нет ничего важнее их и чужих деталей А и гнезд Б, объяснить это невозможно. Они считают себя круче прочих только потому, что вскарабкались на мусорный бак и озирают двор с его высоты.
Поэтому... пусть их играют с собственными хвостиками и зарывают лапкой в песочнице продукты жизнедеятельности. Может, потом дорастут и поумнеют.
Вот только пусть не суются на территорию, которую я контролирую, и метят заборы у себя. Иначе поступлю так, как и поступают обычно взрослые звери с чересчур наглыми подкисышами - надаю лапой по мордам, чтоб знали свое место.

Специально для Змейсы: это НЕ про тебя. А про кого, говорить не буду, чтоб не делать им пиара.

@темы: Роза Версаля

---

Прям именины сердца ;)))

---

Вынесено из комментов

Для ЛоГГо-фэндома Танака-сэнсей, может быть, и ядовитый гад... но для меня - в первую очередь чемпион мира по натяжению совы на глобус. Я уже сбилась со счета, сколько раз происходящее в сериале можно объяснить только по печально известному принципу "да, вообще-то лава вверх не течет, но ровно в этом месте есть геомагнитная аномалия"...

@темы: наше ЛоГГово

---

Маленький новогодний подарок ЛоГГофанатам

Под катом - отрывок фанфика про Оберштайна, который я начала в подарок своему соавтору. Если вам покажется интересно, по завершении выложу текст целиком.
Время действия - после 110й серии, герой выжил за счет пересадки чужой печени (как мы помним, трупов в тот вечер вокруг резиденции кайзера более чем хватало)...

ВЕЧНОСТЬ ВПЕРЕДИ

Мы, увы, со змеями несхожи:
Мы меняем души, не тела.
(Николай Гумилев)

…он появился здесь где-то через полгода после открытия кафе. С первого взгляда в нем не было ничего, заслуживающего пристального внимания – обычный персонаж из богемной тусовки, каких двенадцать на дюжину, у которых декларируемый эпатаж окружающих поразительным образом оборачивается стандартизацией. За время своей сценической карьеры Доминик насмотрелась на таких непризнанных гениев, которые ищут себя до сорока лет и не снимают темных очков даже дождливым мартовским вечером, желая казаться таинственнее. Серебристый плащ с поясом, на плечах которого поблескивают капельки дождя, брюки с рисунком под змеиную кожу, заправленные в мягкие полусапожки без каблука, высветленные пряди надо лбом – одно время такое мелирование считалось у феззанской богемы отчаянной дерзостью, чуть ли не политическим вызовом, но сейчас, после смерти кайзера Райнхарда, пожалуй, уже выглядит дурным тоном.
Кроме него, сейчас в кафе никого не было – молодая парочка, сидевшая за дальним столиком, только что расплатилась и едва не столкнулась с ним в дверях. Такими вот холодными дождливыми вечерами, да еще в этой части города, никогда не бывает много народу… именно поэтому Доминик отпустила Нину и решила сама постоять за барной стойкой. Не перетрудится за один-то вечер, а у той как-никак мать болеет…
Он присел за столик в углу – как-то неожиданно тяжело, буквально рухнул, словно после целого дня, проведенного на ногах, – расстегнул плащ, раскрыл меню… Элиж выждала положенных три минуты, позволяя клиенту сделать выбор, и только тогда подлетела к столику. Он коротко ткнул в какие-то позиции на страницах, и когда Элиж упорхнула на кухню с блокнотиком, откинулся на спинку стула и несколько неловким движением снял очки, желая их протереть…
Доминик обмерла, боясь вдохнуть.
В ее маленьком кафе всегда царил приятный, можно сказать, интимный полумрак – основным источником освещения служили трубки дневного света, проложенные в уступе вдоль стены на высоте столешниц. И точно так же, снизу вверх, падал свет на его лицо тогда, на Хайнессене, в кабинете для допросов, когда он выступил из темноты, словно игра теней, и странно мягким голосом задал ей единственный вопрос про Эльфриду фон Кольрауш. При другом освещении, вполне возможно, она никогда бы его не узнала, но сейчас ошибиться было немыслимо.
Значит, вот эти белые прядки надо лбом – НАСТОЯЩИЕ, а не мелированные?
Правда, тогда, в мундире с шитьем и сером плаще с изящной драпировкой на плечах, он показался ей невероятно внушительным, почти пугающим – а тот, кто сидел за столиком, выглядел усталым и странно уязвимым, не было в этой ломкой фигуре ничего общего с нелюдски прекрасным военным министром Нойе Рейха…
Господи, ведь и прошел-то всего лишь год, даже меньше! Тогда он был, по сути, вторым лицом в государстве, а она – простой подследственной, пусть даже ее дело и закрыли за отсутствием какого-либо состава преступления. Сейчас же она, вернувшись на Феззан, владеет этим маленьким кафе…
…а он – никто и ничто. В июле по центральному новостному каналу объявили о том, что после очередного покушения терраистов он доставлен в Центральный Военный госпиталь в тяжелейшем состоянии… а осенью – о выписке и отставке. Не иначе, новая кайзерин решила обойтись в своем кабинете без этой одиозной фигуры, с которой никто и никогда не мог договориться ни по-хорошему, ни по-плохому.
Он снова надел очки – и тогда Доминик из какого-то непонятного побуждения, заранее укоряя себя за безрассудство, вышла из-за стойки, сделала несколько шагов и опустилась на стул напротив неожиданного посетителя.
– Добрый вечер, господин Оберштайн, – произнесла она совсем негромко, но вполне отчетливо.
Он вздрогнул, тонко вырезанный рот мгновенно отвердел, изящные пальцы с черными ногтями судорожно сжались на кожаной папке с меню.
– Не имею чести быть с вами знакомым, мадам, – сухой, безжизненный голос, словно опавшей мертвой хвоинкой уколол. И все равно имперский акцент никуда не спрячешь, даже невзирая на местное обращение…
– Вы вправе не узнавать меня с этой стрижкой, – чуть усмехнулась Доминик. – Год назад на Хайнессене у меня была совсем другая прическа. Впрочем… вас сейчас тоже не так легко узнать. Уж простите мне мою зрительную память.
– Ах, да… – едва уловимый вздох – облегчения? – Бывшая любовница Рубинского… теперь припоминаю. Если вас интересует какой-то вопрос по тому делу, то сразу хочу предупредить…
– С меня достаточно того, что я полностью оправдана. Рубинский – прошлое, – Доминик на секунду замялась. – Просто от вас вдруг повеяло такой пустотой, что мне захотелось сказать вам хоть что-то. Бросить в эту пустоту хоть малый камешек…
Темные стекла очков, закрывающие пол-лица… тонкий черный шелковистый термо-свитер – очень недешевая вещь, Доминик умела определять такое с полувзгляда, да и плащ совершенно очевидно куплен не в секонд-хенде, несмотря на свой небрежный вид…
– Барри умер, – произнес он абсолютно без всякого выражения. – Сегодня на рассвете. Когда я встал с постели, он уже окоченел... сейчас мне некуда спешить, и я встаю довольно поздно…
– Кто это – Барри? – теперь настала очередь Доминик вздрогнуть всем телом, прежде всего от тона, которым это было произнесено.
– Мой пес, – отозвался он все так же безучастно. – Я все понимаю, он уже был весьма немолод… но без меня он очень сильно сдал. Рабенард говорил, что пока я лежал в госпитале, он с трудом заставлял его поесть и буквально силком вытаскивал на прогулки. А после выписки… у меня было слишком мало сил, чтобы заняться им всерьез. У меня и сейчас-то их не очень много…
– И вы жалеете… – Доминик с трудом пыталась подобрать какие-то правильные слова, – …жалеете, что он умер не у вас на руках?
– Я не знаю, – произнес он еле слышно. – Вы правильно сказали – пустота. Даже на то, чтобы жалеть, нету сил… Вам что-нибудь говорит такое слово, как астения?
– Тонкость сложения? – Доминик напряглась, припоминая. – Или вы имеете в виду что-то другое?
– Не знаете, – уголки его рта дрогнули в еле уловимом намеке на усмешку. – Я и сам не знал, пока не оказался на Феззане и не угодил в госпиталь после первого теракта. Ни на Одине, ни тем более на Гардарике было тупо некому объяснить мне, что моя презренная слабость есть системное заболевание. Вы же знаете, во что превратили нашу рейхсмедицину законы Рудольфа Гольденбаума… Хотя откуда вам знать, вы там не жили – и слава небесам.
Элиж, процокав каблучками, выставила на стол плетенку с парой темных зерновых булочек, аккуратно поставила перед посетителем высокий стакан с соком, тарелку с овощным салатом и парой ломтиков сыра, положила рядом нож и вилку и снова исчезла в проходе на кухню. Умная девочка, с полувзгляда поняла, что этому клиенту лучше не докучать…
– Вы не заказали вино? – удивилась Доминик. – Мне казалось, по такому поводу люди обычно…
– Алкоголь для меня кончился, – уронил он, беря вилку. – Медики говорят, как минимум на ближайшие несколько лет, но мне проще думать, что навсегда. Спасибо и на том, что среди боевиков, которых уложили в тот вечер вокруг резиденции кайзера, нашелся такой, у которого печень была еще почти не испорчена сайоксином и годилась для пересадки. Ключевое слово тут – «почти»… – он опять еле уловимо вздохнул, отпил глоток из стакана и принялся за еду. И снова Доминик обратила внимание на некоторую неловкость, с которой он орудовал столовыми приборами – словно у хорошо воспитанного человека, привыкшего делать все аккуратно и точно, слегка дрожат руки, и он боится в самый неподходящий момент уронить с вилки ломтик помидора в оливковом масле или лист кочанного салата…
– Простите, если я лезу не в свое дело… – Доминик замялась. – С вами… все настолько плохо?
– Могло быть существенно хуже, – спокойно отозвался он. – Могла быть гранитная плита и дежурный венок из белых лилий. Кое-кто из моих бывших коллег, правда, думает, что лучше уж так, чем жить как тень самого себя… А я вот придерживаюсь иного мнения. Даже четыре часа работы в день у себя дома на поддерживающих препаратах – это возможность что-то изменить к лучшему в этом мире. У мертвого же такой возможности нет.
– Значит, в отставку вы ушли вовсе не из-за конфликта с кайзерин, – сделала вывод Доминик.
– Кайзерин слишком похожа на меня самого, чтобы терпеть рядом с собой свое кривое отражение, – он снова обозначил усмешку легким дрожанием губ. – Как говорил не помню какой древний народ с Терры, тигр ходит по лесу только в одиночку. Мы с ней… из тех, кто не умеет сбиваться в стаи. Так что с моим здоровьем все устроилось наилучшим для нее образом – я больше никому не мозолю глаза, и в то же время в сложном случае всегда можно обратиться ко мне за консультацией. А тех, кто мог бы счесть, что даже в этом положении я слишком много знаю… по моим расчетам, на уровне принятия решений их сейчас не осталось. С терраизмом как единой структурой покончено навсегда, а отдельные проповедники первой-второй ступени посвящения погоды не делают.
– А вот я за избавление от считающих, что я слишком много знаю, должна благодарить исключительно вас, – неожиданно вырвалось у Доминик. – Весь этот год не могу привыкнуть, что наконец-то снова сама себе хозяйка.
– Бросьте, это был мой долг, причем не перед вами, а перед Рейхом. Дурную траву надо выпалывать с корнем, – он сделал ладонью легкий отстраняющий жест, и на этот раз тень усмешки окрасила его интонацию. – Да вы и сами помогли следствию, чем могли…
Снова подошла Элиж, почти неслышно опустила на стол блюдо с тушеным мясом и столь же бесшумно исчезла. Если хозяйке вздумалось поговорить с посетителем, тем более лучше не мешать…
Он снова замолчал, но на этот раз Доминик показалось, что между ними натянулась тончайшая, как паутинка, ниточка доверия. Неужели ему так редко доводилось слышать от людей даже простое слово благодарности? Столько сделать для укрепления власти своего повелителя… и быть выброшенным в никуда по истечении срока годности… Против воли она снова опустила взгляд на его нестерпимо изящные руки, неуверенно управляющиеся с ножом и вилкой.
От него не укрылось направление ее взгляда, но он истолковал его по-своему:
– Недоумеваете, что у меня с ногтями, не так ли?
Доминик осеклась, не решаясь ответить ни «да», ни «нет».
– Все очень прозаично, – неожиданно из его голоса ушла царапающая колкость, он снова стал чарующе мягким, как тогда, на допросе. – После пересадки печени у меня не мог не разладиться обмен веществ, а одно из следствий этого – повышенная ломкость ногтей. А с электронными глазами допускать этого ни в коем случае нельзя, если хочешь сохранить слизистую век в целости и сохранности. Приходится укреплять их светоотвердевающим гелем.
– Он же прозрачный, – удивилась Доминик.
– Если держать ногти под лампой не более двадцати минут, то да, – кивнул он. – Но я не люблю лишний раз связываться с салонами и решил, что такую простую процедуру могу выполнить и сам. Нанес, положил руки под лампу… и задремал после ванны, расслабился. Увы, сейчас такое со мной случается регулярно. А в итоге вместо двадцати минут ногти пробыли под светом два с половиной часа – и вот неожиданный результат.
– Так что ж вы сразу не смыли этот результат растворителем?
– Сразу – не было сил возиться. А потом взглянул при свете дня… и решил, что терять мне уже нечего, и в мой нынешний имидж этот цвет прекрасно впишется, – произнес он все тем же ровным голосом, но на этот раз Доминик четко уловила в этой ровности нарочитую нотку – и невольно рассмеялась. Значит, вот как шутит бывший военный министр Нойе Рейха, которого все считают не человеком, а ходячим компьютером без эмоций и чувства юмора…
Он поднял на нее взгляд – и улыбнулся в ответ. Именно улыбнулся – неуловимый блик осветил лицо и тут же померк, но Доминик поняла, что теперь никогда в жизни не забудет эту улыбку и не перепутает ее с легким насмешливым дрожанием губ.
Остаток его ужина прошел в молчании. Он сосредоточился на еде, Доминик же была так ошеломлена этой доверительной вспышкой, что больше не смела лезть с расспросами, боясь какой-нибудь неловкостью все испортить и снова заставить его отгородиться от мира частоколом сухих иголок…
Лишь когда опустели его тарелка и бокал, а Элиж подошла со счетом и машинкой для считывания кредиток, у Доминик мельком пронеслось в голове: «Не стоит, ваш ужин был за счет заведения». Но она вовремя удержала фразу, готовую соскользнуть с языка – в чем-в чем, а в деньгах этот человек явно не нуждается, и предложить такое значило бы лишь оскорбить его.
– Спасибо вам, – проронил он и медленно, со значением опустил и снова выпрямил голову. Только это, ничего больше, никаких уточнений – но для Доминик это было то же самое, как если бы кто-то иной рассыпался перед ней в цветистых благодарностях за приятно проведенный вечер.
– Хотите, я вызову вам такси? – предложила Доминик, глядя, как он прячет кредитку во внутренний карман, встает и не торопясь застегивает плащ.
– Благодарю вас, не стоит, – отозвался он. – Мне не очень далеко идти – на ту сторону парка и потом один квартал через улицу. Сейчас я не так часто гуляю, не хочу упускать возможность… Всего доброго, мадам Сен-Пьер.
– И вам тоже всего доброго, господин Оберштайн, – выговорила Доминик, радуясь предложенной им формулировке, избавившей ее от выбора между равно нелепыми «прощайте» и «до свидания».
Хлопнула входная дверь, серебристый силуэт скользнул в ночь и исчез… а Доминик все сидела за столиком, подперев подбородок кулаком и боясь шевельнуться…

Этой ночью она долго проворочалась в постели без сна.
Выйдя из-под ареста, Доминик на своем опыте убедилась в той неочевидной многим истине, что общественному мнению никакой закон не указ. Что с того, что она полностью оправдана даже без поражения в правах и без запрета на проживание во всех трех столицах Нойе Рейха? Для всех прежних друзей она теперь была «подстилка Рубинского», женщина, которой в приличном обществе никто не подаст руки. Даже младший брат, которого она, по сути, вырастила вместо их рано умершей матери, в ответ на ее приветствие бросил: «Как жаль, что ты не сдохла вместе с ним!» – и со всей силы ударил ладонью по кнопке отбоя на комме.
Ну да, в свое время она совершенно сознательно легла под Рубинского, желая тем самым обеспечить продвижение своей певческой карьеры. Вот только на тот момент преуспевающий политик и бизнесмен, в числе прочего владевший продюсерским центром «Перола Галактика», еще не только не получил должности наместника Рейха на Феззане, но и не имел никаких дел с терраистами. К тому же он был обаятелен, умен и остроумен, наделен изрядным темпераментом, имел хороший вкус в винах, еде и вещах, и находиться рядом с ним доставляло удовольствие само по себе. Не то чтобы она надеялась, что когда-нибудь он таки предложит ей законный брак, но…
А потом стало слишком поздно. Когда Доминик поняла, в какой сети запуталась, оставаясь возле него, вырваться из этой сети уже было возможно только ценой жизни. А она была всего лишь подающая надежды певица, обычная женщина, а вовсе не героиня сериала о боссах мафии и бесстрашных комиссарах полиции! Все, что ей оставалось в этом положении – изворачиваться, не теряя достоинства, и тихо мечтать, что однажды случится чудо или мировой катаклизм.
В итоге мировой катаклизм начался золотоволосым юношей в белом плаще с безумным взглядом, спустившимся на Феззан из чрева белоснежного корабля под приветственные клики толпы… а закончился уже на Хайнессене вот этим усталым человеком с мертвыми глазами, одетым в серо-стальное.
Знатнейший из знатных. Единственный из соратников Лоэнграмма, чей род восходит к временам Рудольфа Гольденбаума – так когда-то поведал ей Рубинский, тщательно наводивший справки обо всех участниках той большой игры. Аристократ, с рождения предназначенный править, с профилем камеи и руками, не созданными для труда, не прогрызавший себе зубами путь наверх, а потому, как презрительно говорят про таких, не знающий «настоящей жизни»…
Почему, почему только этот выращенный в хрустальной оранжерее цветок отдает себе отчет, что у любой организации такого рода, какую сплел вокруг себя Рубинский, один закон – «за вход трояк, за выход нож»? А вы, долбаные знатоки жизни, делаете вид, что ничего такого в природе не существует, и брезгуете подавать мне руку, словно я лично наливала виски каждому терраисту на Феззане?
Доминик закрыла глаза, обняла подушку и попыталась представить его таким, какими обычно показывают аристократов старого Рейха в телесериалах, в наряде, скопированном с придворных мод древней Терры. Длинный сюртук с изящной вышивкой на полочках и манжетах, шелковый жилет, шейный платок, сколотый опаловой брошью, тяжелые кольца на тонких пальцах, волосы чуть длиннее и связаны лентой…
Не получилось. Картинка наотрез отказывалась расцвечиваться какими-либо красками, кроме серой и черной с небольшой примесью золота. А если расцвечивалась, то это был уже не Пауль фон Оберштайн, а кто-то другой.
Так, в этих бесплодных упражнениях фантазии, она и уснула, сама того не заметив, ускользнула в сон, как тот серебристый силуэт – в дождь и тьму…

…первое движение руки после пробуждения, еще не открывая глаз… да, именно «открывая», а не «вставляя», что бы там ни говорили злые языки из Адмиралтейства. Если спать без сменных модулей, к утру веки так западут внутрь, что вставлять под них что-то будет весьма болезненно. Поэтому любая отладка и замена – только днем, в полностью вменяемом состоянии, когда можно держать веко поднятым, а в остальном – глаза как глаза. Уверяю вас, мейне хершафтен, мне они доставляют куда меньше неудобств… чем вам.
Итак, первое движение руки – щелчок кнопкой обогревателя. Здесь, на двадцать втором этаже, в апартаментах с окнами на три стороны света, к утру никогда не остается тепла – выдувает в щели. А он уже забыл, когда последний раз просыпался не в холодном поту…
Второе движение руки – к кнопке звонка. Сигнал Рабенардам – хозяин проснулся, можно начинать готовить завтрак. И после этого – законные двадцать минут под одеялом, неспешное всплывание наружу из бездн сна, пока нагревается спальня, так называемое «декартово время», в которое в голову часто приходят неожиданные решения давних задач и просто яркие мысли. Раньше он мог позволить себе подобное пробуждение не так часто и потому даже сейчас очень дорожит этой неспешностью. В конце концов… хоть какое-то возмещение за то, что теперь по утрам в руку больше не тычется мокрый нос Барри, требующего прогулки непременно с любимым хозяином…
И лишь когда полностью ощутишь себя в этой реальности и начнешь чувствовать неудобство от мокрого одеяла – быстро выскользнуть наружу, еще быстрее одеться и бросить пижаму на обогреватель. Одеяло откинуто, постель не заправляется никогда – пусть сохнет.
Пройтись щеткой по зубам, тампоном с тоником по лицу… за бритву сегодня можно не браться, он делал это вчера. Слава Одину, сейчас по утрам руки дрожат уже не настолько, чтобы, умирая от неловкости, просить помощи у Рабенарда. Теперь можно и к столу.
С детства он был неправильным ребенком, в том плане, что весьма любил пресловутые манку и овсянку. Эта любовь выручает его и сейчас – только быстрый вброс глюкозы в мозг позволяет достаточно быстро собрать себя в кучу для восприятия информации. Сегодня поверхность содержимого тарелки аппетитно пестрит темными точками – фрау Рабенард добавила в овсянку корицы.
Плоская коричневая таблетка – гепатопротектор – перед едой. Две капсулы, прозрачных с одной стороны, в которых пересыпаются мелкие желтоватые гранулы – между двумя ложками каши. Препарат ВЛФ, благодаря которому он может хоть отчасти чувствовать себя человеком. Равно как и благодаря маленькой белой таблетке, которую надо принимать уже после еды, вместе с витаминным комплексом – ингибитору захвата дофамина. Где-то через полчаса после закидывания в себя всей этой россыпи накатит легкая тошнота, но он уже привык и не придает ей значения, а стакан воды всегда под рукой.
Ломтики груши на тонком фарфоровом блюдце, и в точно такой же тонкой чашке – прозрачный чай с запахом жасмина. Здесь не колдуют над заваркой, как Юлиан Минц, а просто держат в доме набор интересных сортов, среди которых много зеленых и белых и почти совсем нет черных. Тоже гепатопротектор, как и непременные оливки к мясу, которые за полгода ему уже слегка поднадоели…
- Спасибо, фрау Рабенард, все, как всегда, было превосходно.
Когда он встает из-за стола, часы над плазменным камином показывают половину первого. Раньше он завтракал прямо у себя в кабинете, одновременно просматривая утренние новости и пролистывая корреспонденцию. Но теперь… теперь спешить некуда, да и не получается.
Оконное стекло покрыто россыпью мелких капель. Когда он был моложе, то в дождь всегда оживал – атмосферное давление понижалось, приближаясь к его собственному. Но после второго теракта, когда в Центральном Военном госпитале его собрали буквально по кускам, любая перемена погоды превратилась в пытку томительной вялостью. А кофе ему отныне противопоказан еще строже, чем даже алкоголь.
Удобное кресло в кабинете принимает в себя хозяина. На спинке его висит неизменный отглаженный серый пиджак – если комм просигналит о вызове из резиденции кайзерин или зайдется в частой пульсации межзвездной связи, всегда найдется пара секунд, чтобы сменить на него теплую домашнюю кофту на молнии, тоже связанную руками добрейшей фрау Рабенард. Поверх ставших привычными черных термосвитеров он смотрится вполне достойно для отставного штабиста-безопасника.
В новостях ничего интересного… за исключением того, что петиция о кластерном самоуправлении на местах от региона Эль Фасиль таки получила одобрительную резолюцию кайзерин. Молодец девочка, почти в одиночку заткнула любителей покричать «дай им палец, так они всю руку отъедят». Если народ хочет общественной активности, надо не давить на него с силой в десять атмосфер, показывая, кто в Галактике хозяин, а предоставить такую возможность в разумных пределах… не забыв перед тем четко очертить эти самые пределы. Уровень местного кластера по Бакунину вполне безопасен, а вот уже на регион лучше сажать своего наместника, но с обязанностью принимать делегации от местных органов. Грош цена той империи, которая боится выслушать мнение своих подданных, особенно если они сами готовы выделять из своей среды тех, кто изложит это мнение наиболее внятно.
В еженедельной сводке данных от Фернера интересного еще меньше, судя уже по тому факту, что она еженедельная, а не экстренная. Дело Осояну о финансовых махинациях на постройке новой правительственной резиденции, надоевшее, как зубная боль, не продвинулось ни на миллиметр, но оно хотя бы абсолютно не политическое. Ах, если бы был жив этот вдохновенный безумец Сильверберг… тогда, после первого теракта, хватало других проблем, и в первую очередь у него самого, неделю провалявшегося под капельницей – а теперь выяснилось, что несколько довольно важных концов ушли на тот свет вместе с министром экономики, и кое-кто не преминул воспользоваться этим самым гнусным образом.
Ладно, эту кучу компоста вполне в состоянии разгрести и Фернер с Кесслером. А его ждет то, что вряд ли под силу кому-то, кроме него самого…
Когда он открывает недописанный вчера текст в папке со скромным названием «Комментарии», руки его все-таки дрожат. Ну и пусть, все равно сейчас никто этого не видит, и в первую очередь – адресат этих комментариев.
«…смею утверждать, что принцип избирательного срока в корне противоречит самому понятию народного волеизъявления. Действительно, если тот, кто находится у власти, вполне хорош и полностью справляется со своими обязанностями, почему он должен покидать свой пост только потому, что прошли четыре или восемь лет, и его лимит пребывания у власти исчерпан? Разве не захотят поддан… (затерто) граждане иметь его своим правителем и дальше? Я более чем уверен, что захотят еще сильнее, чем за восемь лет до того, поскольку уже убедились в его пригодности к данному посту и доверяют ему.
Таким образом, при истинном, а не декларируемом уважении воли народа выборы в органы власти могут производиться только в трех случаях: a) несоответствие власть предержащего лица занимаемой должности и исполняемым обязанностям; b) добровольная его отставка или переход на другую службу и c) его смерть.
Если же избирательный срок называется естественным атрибутом выборной власти, то мы имеем дело с так наз. американской (по названию одной из докосмических стран Терры) моделью демократии, где основным принципом смены власти провозглашается возможность избавиться от плохого правителя – но при этом ни слова не говорится об удержании у власти хорошего, т.е. априори задано, что правитель может быть либо не очень хорош, либо очень плох. И эта точка зрения весьма недалека от истинного положения дел, поскольку настоящая, а не показная цель такой регулярной смены власти – всего лишь возможность обеспечить доступ к даваемым ею привилегиям как можно большему числу членов определенного круга элиты. При различных обстоятельствах этот круг может быть шире или уже, доступ в него более или менее затруднен, но неизменным остается одно – избранный его представитель не имеет возможности принимать долгосрочные знаковые решения. Как говорил один из авторитарных правителей докосмической эпохи (имя его вряд ли вам что-нибудь скажет), сравнивая себя и своего демократически избранного коллегу, «хорошо, я диктатор – но он-то всего лишь диктор!»* Ибо, по большому счету, только это такому правителю и остается – озвучивать мнение стоящей за ним группировки…»
Эта идея пришла ему в голову еще в госпитале, когда юный ученик Яна Вэньли, восемнадцатилетний главком Изерлонских вооруженных сил в звании старшего лейтенанта, пришел его навестить. Из первых же его слов стала ясна побудительная причина такого поступка – юноше было ужасно стыдно за то, что они с друзьями опоздали буквально на самую малость и не успели предотвратить тот бросок гранаты в кабинет кайзера. Ему очень хотелось чем-то искупить свою вину – поэтому не стоило ни малейшего труда вытянуть из него обещание позволить ему ознакомиться с историческими заметками Яна Вэньли еще в процессе приведения их в пригодный к публикации вид, а возможно, в чем-то и помочь их разбору и упорядочиванию. Явно сыграло роль и то, что молодой человек не ощущал себя достаточно компетентным, чтобы в одиночку справиться с такой работой, а потому не посмел оттолкнуть предложенную руку помощи, пусть даже протянутую из вражеского лагеря…
А дальше началась кропотливая многомесячная работа, когда мышление человека корректируется по капельке и как бы невзначай, в процессе обсуждения предложенных им же самим тем… Ни малейшего давления, ни намека на то, чем такой расклад может быть выгоден Рейху – чисто академическая постановка проблемы и рассмотрение ее с разных сторон. Взламывание стереотипов и развенчание штампов.
«…ваш уважаемый учитель много раз задавался вопросом, способна ли «хорошая» демократия вырасти из «плохой», но при этом делал упор в основном на то, о чем я говорил в предыдущем своем письме – на превращение выборов в периодическое шоу, где наибольшее значение имеет умение грамотно преподнести себя избирателям и надавать им более или менее заманчивых обещаний. О возможности же отделения самого понятия выборов от понятия избирательного срока он, судя по тому, что мне удалось прочесть, ни разу не задумывался. Но вы, господин Минц, волею судьбы уже находитесь во властном кругу, поэтому не имеете права игнорировать вопрос механизма удержания у власти достойного ее представителя…»
Закончив письмо, он подключил к Raucher’у факсимильное перо и поставил свою подпись на чистом листе бумаги. Умное устройство послушно повторило то же самое под только что набранными строками.
Теперь – соединить Raucher** с коммом, ввести нужный код и имя адресата, нажать клавишу «отправить»… и ждать ответа, обдумывая следующие темы, которые неплохо бы затронуть. Например, об отсутствии четкого наполнения у понятия «тоталитарный»…
Очень хорошо, что Юлиан Минц в достаточной степени владеет языком Рейха. Ибо сам Оберштайн учил «язык основного противника» по большей части в академии, практики почти никогда не имел – разве что на некоторых допросах, – а потому читал на нем кое-как, а свои мысли выражал с еще большим затруднением.
А вот то, что он не может вспомнить имя того диктатора, который не диктор, и вынужден отделаться обтекаемым объяснением – это уже несколько хуже… Еще несколько таких вот плохо мотивированных высказываний, и он даст повод усомниться в своей компетенции.
Он вычитал эту фразу еще в детстве, в чьих-то военных мемуарах, найденных в библиотеке деда по матери. Фразу запомнил, а вот ее источник начисто вылетел из головы. И здесь, на Феззане, с этим ничего не поделаешь – большая часть материалов во всепланетной инфосети либо на языке Альянса, либо вообще на местном наречии. А старые добрые книги, по которым можно проверить цитату, остались на Одине. Все, что можно было забрать с Гардарики, он забрал еще до перехода в команду Лоэнграмма, чтобы лежало если не под рукой, то хотя бы в одном месте… но кто ж мог предвидеть, что это «одно место» так скоро перестанет быть центром вселенной!
Один… Старый дом более чем столетней давности, многократно реставрированный, а изнутри отделанный в зелень и бронзу. Дом, где его семья проводила две трети года, дом, где он помнит каждую трещинку на мебели и щелку в раме, дом, который после смерти деда, а потом матери стал его и больше ничьим. Дом детства, полный загадочных шорохов, дом юности, куда он возвращался из академии, оставляя в прихожей мокрые следы форменных ботинок, дом, где после напряженного дня на службе у Лоэнграмма его ждали горячий ужин и холодный нос Барри… Дом, куда он мечтал когда-нибудь вернуться доживать после отставки. Вот только не рассчитал, что отставка эта случится в каких-то сорок лет.
Старый сад, старые книги, старые воспоминания…
И межзвездная связь в самом лучшем случае с Феззаном. А до территории бывшего Альянса способен дострелить только большой излучатель в Нойе Сан-Суси, и то, если он сейчас не законсервирован. Это здесь, на Феззане, на перекрестке вселенной, мачты излучателей натыканы как грибы, да и простреливать мертвую зону между коридорами от них не требуется – а потому он может делать свое трудное дело по склеиванию позиций Рейха и Баалатской автономии, сидя дома и не привлекая к себе ничьего внимания. С Одина этот номер не пройдет.
А с другой стороны, работать без большого выбора нужных книг становится уже трудновато. И в эти апартаменты их все не перевезешь – он подбирал жилье на Феззане, не особо роскошествуя, в расчете на то, что будет приходить домой только ужинать и спать. Много ли надо холостяку средних лет без вредных привычек и почти без свободного времени?
Он выключил Raucher и вышел на остекленную галерею, где еще предыдущие владельцы апартаментов развели небольшой зимний сад, присел на плетеный стульчик возле кадки с фикусом… В голове крутилась строка из древнего поэта, которого мать любила, а он сам терпеть не мог за какой-то ползуче-подловатый снобизм: «Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря...»
Нет, пока он еще таскает ноги, пока мозг работает так же четко, как раньше, глухая провинция – определенно не его выбор.
А вот у моря… вполне можно попробовать, если оно находится в радиусе покрытия излучателя! Феззан же – единственная планета в Галактике, населенная с плотностью, сопоставимой со старой Террой, не может быть, чтоб не нашлось такого места, а в этом месте – выставленного на продажу особняка. Мало ли подельников Рубинского угодило за решетку, а то и расстреляно его же стараниями?
Правда, дом на Одине в таком случае придется продать. Как ни горько это сознавать…
Что ж, до сих пор еще никому не удавалось упрекнуть в сентиментальности Его Подколодное Превосходительство, того, кто из всего спектра вариантов неизменно выбирает наиболее эффективный. К тому же вывезти сюда можно не только книги, но и изрядную часть обстановки. А что до покупателя… то глубоконеуважаемый герр фон Вакенродер, муж его троюродной сестры Сандры фон Таубе-Вакенродер, в достаточной мере нажился на военных поставках, чтобы иметь возможность выложить нужную сумму, и в достаточно хороших отношениях с Сандрой, чтобы угодить ее желанию наконец-то заполучить заветный родовой дом. Эх, так и тянется рука прихватить его за какие-нибудь делишки, да повода пока не дает...

* - приписывается Сталину в отношении Рузвельта, взято из мемуаров его начштаба Штеменко.
** - немецкий аналог понятия "ноутбук", позаимствован из романа А. Лазарчука "Все способные держать оружие".
 

запись создана: 30.12.2012 в 19:59

@темы: рассказки, наше ЛоГГово

---

Физически не могу не выложить ;)))

Троцкий тут лишний, но в целом кошки одобррряют ))

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Итоги года

Как ни странно, в этом году они ЕСТЬ, что я сама осознала с некоторым аххренением. То есть моя способность работать с информацией вернулась к уровню до 2009 г. И благодарить за это надо в первую и основную очередь Акаге - ей удалось то, что не получалось у моего врача, супруга и тонн таблеток.

Итак, поехали ))
Главный информационный повод года - однозначно ЛоГГовище. Оно загрузило мне мозги и эмоционалку ровно в той пропорции, в какой мне это сейчас было необходимо.
Главное личное достижение года - наш с Акаге совместный проект. Без комментариев. На втором месте - статистика по топ-звездам Такарадзуки, полностью переведенная в табличную форму. Очень надеюсь, что в наступающем году таки распишу это в нормальный цикл статей. Ну и на третье место, наверное, следует поставить цикл "Оберштайноведение" - и снова понадеяться, что в наступающем году будет сделан второй цикл, "Изерлонская анархия".
Мюзикл года - опять же однозначно ТакаЛоГГ. Не было бы его - могло бы не быть и многого другого. Но если абстрагироваться от него, серьезную заявку на это место сделали TakaBoys, "Мицуко" Уайлдхорна и "Папесса Иоанна".
Фильм года - без вопросов "Скрипач на крыше", на втором месте "Оклахома!". Вот честно, сказал бы мне кто года четыре назад, что я с таким азартом буду смотреть фильмы по бродвейским мюзиклам, наплевала бы ему в ясны очи - а вот поди ж ты ))
Книга года... вот с этим сложнее. Художку я по-прежнему практически не читаю. Так что пусть будет биография Кристины Шведской ))
Музыкальная композиция года... опять же с этим очень сложно. Если судить по тому, что чаще всего крутилось у меня в колонках, то с огромным отрывом это были Сто цветов орхидеи из "Заката над Запретным городом". Но Закат - мое достижение 2010 г. Если же брать композицию, впервые услышанную именно в этом году... то приз поделят ОбершТанго из ТакаЛоГГ и "Лехаим" из "Скрипача на крыше".
Знакомства года - Змейса и Медвежка, которая Merrybran Brandybuck.
Сайт года: конечно же, Чайный Клуб ))
Личность года - Асами Рей.
Персонажи года... два, то есть две Тайны, хихикс ))





Образ года... вот на эту тему был провал, ибо за год имело место всего три полноценных выхода и НИ ОДНОЙ специальной персонажной фотосессии. Видимо, все-таки вот этот:
Шмотки года: черное платье от Манго и вышеприведенное - от BeFree.
Места года: Харьковская детская железная дорога и Медвежкина "мастерская Джо-Джима".
Вещь года: диск с альбомом Кодзю. Покупка его изменила мир вокруг меня как минимум трижды.
Напиток года: АЛОЭ!!!
Кошмар года: старое Такарадзучное сообщество. Пусть мертвые сами хоронят свои мертвецов.
И самый главный итог года: совершенно неожиданно для меня кусок дерьма по имени Марька превратился в полноценную личность, с которой мне удобно, уютно и понятно.
А еще за этот год через мои руки прошли три зверя, которые таким образом избежали если и не в каждом случае смерти, то как минимум очень нерадостной жизни на улице: Каська, Куздра и котенок Улька.

В целом... кажется, я перелиняла в какой-то новый возраст. Наверное, это и есть зрелость - когда больше не боишься своей матери, любишь свою дочь и радуешься самым простым вещам типа поездки на канатной дороге, плиточных работ в чужой мастерской или похода с ребенком в музей ретро-автомобилей... Хочу, чтобы и дальше было так.

---

Пока у меня сутки с половиной не было Инета...

...в процессе хождения по магазинам и приборки дома задумалась: а кто у меня самый любимый из адмиралов рангом ниже триумвирата?
Ответ был совершенно неожиданным: Айзенах, Меклингер и Вален. Именно в этом порядке.
И... что характерно, именно этих троих отечественный фэндом абсолютно не воспринимает всерьез. Вален еще туда-сюда, хотя и ему периодически поминают его искусственную руку не самым приличным образом. Но вот Айзенах и Меклингер - вообще какие-то стебные фигуры: молчаливость первого служит неиссякаемым источником для народных шуточек, а занятия искусством второго в глазах фанатов и вовсе представляются как смесь дурацкого авангарда с не менее дурацким пафосом...
А я, когда думаю о Меклингере, вспоминаю тот скрин у рояля с "Иволгой" и картины космонавта Леонова. Когда о Валене - то, как он был "разводящим апокалипсиса" в 104 серии. А когда об Айзенахе - своих знакомых Габенов из Кувшинова, которые столь же основательны и немногословны. А уж стакан воды в морду Биттенфельду - вообще поступок, заслуживающий в моих глазах неимоверного уважения. И волей-неволей задумываешься: а ведь прочие-то адмиралы Айзенаха несколько побаиваются, и есть за что... Черт, как жаль, что Оберштайн не сумел или не решился сблизиться с этим человеком - тогда бы в этом кругу у него было прикрытие, по своей прочности равное чернобыльскому бетонному саркофагу.

Впрочем, это далеко не первый случай, когда в моих глазах неоспоримым достоинством является то, что другим служит поводом для насмешек. А вот очаровать меня крутью неимоверной, особенно старательно демонстрируемой, практически нереально.
 

@темы: наше ЛоГГово

---

Глобализьм

Вскрываю свечи, купленные к Рождеству. На этикетке следующая надпись:

SCENTED CANDLE
Свеча ароматизированная (парафин)
Бон Фет / Bonne Fete
Франция
35 Avenue de Provence, 26000 Valence, France
Сделано во Китае

Предлог из последней строчки добил. Иван Москвин во граде Туле, ё-мое...

---

Я обожаю своих животных

Только Рыська может на призыв к еде с шумом вылезти с кухонных антресолей и с размаху брякнуться с этой высоты прямо в кошачью поилку, расплескав всю воду и распугав Дженьку с Тишкой...

---

Оргзапись

Сегодня, в очередной раз просматривая свои списки избранного, обнаружила, что у меня остались ВСЕГО ДВЕ кассеты со спектаклями, которых я хачунимагу: "Сон в летнюю ночь" с Эмао Ю и "Оюки Морган" с Айкой Мире. Плюс еще внеочередной концерт 1999 г и 4 кассеты времен ТМР - три финалки и один сольник. Причем все эти 4 - ТОЛЬКО потому, что ТМР и те времена, актрисы - не самые любимые (Тайра Мичи, Даити Мао, Цуруги Миюки, Андзю Мира).
Такими темпами в 2014 г я буду покупать уже исключительно бумагу и новинки ))

Что до ДВД из Така-магазина, то ПОКА на 2013 г планы следующие:
1. Легенда о Героях Галактики - 2 шт, ибо два разных Оберштайна; впрочем, если Хатакадза-версия всплывет у китайцев, то без этой покупки перетопчусь.
2. Юбилейный Лизко-концерт 2012.
3. Красный мак с Матобу Сэй.
4. Оклахома с Тодороки Ю (!!!)
5. Парфюмер Ее величества с Куренаи Юдзуру.
Про Графа Монте-Кристо пока ничего сказать не могу, про South Pacific - тем более...

---

Очччень интересно...

В оригинальном тексте Танаки-сэнсея вообще нет ни слова, что Оберштайн что-то делает в момент покушения Ансбаха (нашла у кого-то переведенный фрагмент).
В аниме он достаточно по-идиотски пытается закрыть Лоэнграмма собой, а выстрел прошелся мимо, потому что Кирхайс успел кинуться на врага и сбить прицел.
А вот в обоих спектаклях - и в Такарадзуке, и в не-Такарадзуке - Оберштайн делает именно то, что осмысленно в данной ситуации: ОТБРАСЫВАЕТ Лоэнграмма с линии огня, пригибает, а то, что при этом еще и закрывает собой - вторично. А в Такарадзуке и выстрел успел прилететь куда надо - пол-трона отфигачило.

То, что Такарадзучная Роза Версаля для меня является более важным каноном, чем аниме, давно известно и обосновано - во-первых, первые Така-Розы 70-х гг были раньше, чем аниме, во-вторых, события там обоснуйнее и без дурного соплежевания.
Но теперь, кажется, и в ЛоГГ образовался момент, который я в аниме буду отметать как провокационный. Ибо из всех вариантов трактовки мне всегда было свойственно выбирать наиболее здравый.

@темы: обще-Такарадзучное, наше ЛоГГово

---

Пусть лежит здесь, ибо прекрасное

Танец из второй не-Такарадзуки (Двойная Звезда):



Вот скажите мне, какая зараза додумалась сделать адъютанту Миттельмайера прическу "черного цветка"??? Можно подумать, мало нам всем самого здешнего Миттельмайера ))

И песня из третьей (Оберштайн):



Перевод Змейсы:

Синий огонь, что одиноко пылал в звездном небе,
Теперь погружается во тьму, гаснет вдали.
Прошу, не отпускай меня (досл. "это тело") никогда.
Когда твой образ запечатлен в моем сердце,
Я могу справиться даже с холодными слезами, наворачивающимися на глаза.
Бескрайняя тьма молча обступает меня.
О, мне кажется, даже если я буду пылать в безоблачном небе,
Судьба все равно завлечет меня во мрак ночи.
Одиночество больше не потушит безграничное сияние,
Я буду жить, чтобы на краю вселенной встретить рассвет.
Даже когда мной овладевает отчаяние, я знаю,
Что надежда - это свет, что прогоняет глубочайшую тьму.
И пусть дорогие мне воспоминания привязывают меня к прошлому -
Я пролечу сквозь грядущее и исчезну в вечности...

@темы: наше ЛоГГово

---

Европейская отокояку

picas-so.livejournal.com/685210.html - к вопросу о том, как Кобаяси Итидзо в 1913 г могла прийти в голову сама идея театра Такарадзука...

@темы: обще-Такарадзучное